ОПАЛИЛО СОЛНЦЕ КАЗАХСТАНА

НАСТОЯЩЕЕ – КОШМАРНЫЙ БРЕД

Новый год мы встретим без стенанья.
Настоящее – кошмарный бред.
Верим мы - сквозь сумрак ожиданья
Заискрится заревом рассвет.

Ночь темна, безрадостна, туманна.
Но у нас душа горит огнем.
Верим мы, что поздно или рано
На дорогу к счастью попадем.

Так пускай же на окне решетки,
И пускай запоры на дверях,
В эту ночь мы радостны и кротки –
В старый год хороним старый прах.

Мы хороним старые ошибки
И прощаем старую вину.
Новый год, будь ярким и великим,
И как солнцем, освети страну.
(31.12.1938 г. Перед отправкой в этап в Казахстан
из Хабаровской внутренней тюрьмы НКВД).

КРУГОМ ЧУЖИЕ ЛИЦА...

Мне холодно. Кругом чужие лица,
Везде звучит совсем чужая речь...
И ни в одном из взоров не теплится
Тот огонек, что душу мог согреть.
Никто не скажет ласкового слова.
Мелькают дни. Проходят вечера.
И наше завтра повторяет снова
Уж надоевшее вчера...
Всегда носи одну и ту же маску,
Застыли чувства в ледяном аду.
Мне беспросветно, холодно и тяжко,
Но я к огню дороги не найду.

И ТЕПЛА НЕТ В СГОРЕВШИХ УГЛЯХ...

Я устала – нет сил перенесть все
страданья,
Неуверен усталый мой шаг.
Осень... Грустна и уныла пора
увяданья,
Как могилы чарующий мрак.
Тихо падают листья и шуршат
под ногами,
Плачет небо о солнечных днях.
И унылые мысли, как потухшее
пламя,
Но тепла нет в сгоревших
углях...

***
Вы пишете о воле, как из стали,
О целеустремленности всех сил.
А я всегда была склонна к печали,
Как видно, в ней мой стиль.
Люблю я полусвет и полутоны,
Скрывающие явственность прорех,
И мне порой милей бывают стоны,
Чем дисгармонией звучащий смех.
Померкло все. И в призрачные дали
Уж никогда мне больше не глядеть…
Я не могу звенеть упругим звоном стали,
Я не хочу гудеть призывно, точно медь.

***
Я сегодня, глядя на портреты,
Призадумалась, вспомнивши вдруг,
Как была я в то время одета,
И друзей моей юности круг.
Жизнь прошла, беспощадно сурова,
Призрак счастья растаял, как дым.
Но сегодня припомнилось снова
Все, что было когда-то моим…

***
Если вдруг, нежданно и негаданно,
Мы домой из лагерей придем,
То сердца, пропитанные ладаном,
Не увидят света даже днем.
Не увидят солнечные блики –
Скроет их от нас сомненья дым.
И святых сияющие лики
Мы от подлецов не отличим.

Я ХОЧУ НА РОДНЫЕ БУЛЬВАРЫ

Я хочу на родные бульвары,
Город сжавшие, точно венец.
Чтоб не видеть унылой кошары
И не слышать блеяния овец.

Надоели бескрайние степи,
Небеса их укрыли, как зонт.
Разве в мире найдется нелепей
Что-нибудь, чем пустой горизонт?

Я хочу, чтобы отблески мая
В зеркалах отражались витрин,
И мотор промелькнул бы, сверкая,
С легким шелестом матовых шин.

Не желаю быть близкой к природе,
Навевающей скуку и сплин.
И мечтаю вдыхать с кислородом
Столь вредящий здоровью бензин.

Видно города старого чары
Овладели душою моей.
Я хочу на Большие бульвары,
На брусчатку родных площадей.

***
Всего лишь только год до срока,
И я вернусь. Но в мраке сна
Меня пугает вышина,
Я не хочу смотреть высоко.
И горизонт мне опостыл -
Он пуст. Средь горя и страданий
Плыву без цели, без желаний,
Без направления, без сил.
Не зная совершенно дна
Меня несущего потока,
Я не хочу смотреть глубоко,
Меня пугает глубина.
(1943 г.)

***
Такова жизнь: радость с неудачей
Заключили дружеский союз.
И сегодня я от счастья плачу
И от горя тяжкого смеюсь.
Вспоминаю прошлое и снова
Я тоскую глубже и сильней,
Я хочу в дома средневековья,
В сумрак затаившихся аллей.
А вокруг степь дикая привольна,
Нету неба ярче и синей…
Но мне больно, бесконечно больно
За потерю улетевших дней.
Молодость, прошедшая в пустыне,
Залегла, как омертвелый пласт.
Кто ответит за нее? Кто ныне
Мне за годы мук моих воздаст?
Сердце охладевшего удары
Никогда не застучат сильней.
Даже там, где стройные бульвары
И брусчатка рижских площадей…
(Написано на день освобождения. 1944 г.)

РЕСТОРАН АШУРОВОЙ

(Арестантская столовая)
Есть ресторан, по имени Ашуровой
Известен он.
Туда идут походкою понурою
Со всех сторон.
Туда спешат, едва продравши очи,
Забыв про сон,
Наш ИТР, конторщик и рабочий,
Как на поклон.
Три раза в день течет, как по команде,
Людской поток,
Чтоб получить один черпак баланды
В свой котелок.

ПОДКОНВОЙКА

У подконвойки колья вбиты,
Обтянут проволокой дом.
И темной ночью пес сердитый
Все ходит по цепи кругом.
По временам он громко лает,
Или тихонько завизжит.
Зэка о воле там мечтает,
В воротах вохровец сидит.
Там часто лексикон шпанецкий
Звучит во всей красе своей.
Барак по прозвищу «немецкий»
Стоит без окон, без дверей.
Но чудеса на самом деле
Пугают удивленный взгляд!
Двойные нары, как качели,
У нас под потолком висят.
И рано утром, в полумраке,
(Коптилка светит лишь едва)
Кричат со всех концов барака:
«Подайте лестницу сюда!»
А лестниц мало, женщин много,
И их не научить летать.
Со злости вспоминают Бога,
На все лады склоняют мать.
И вот назад тому неделю,
Когда день зимний догорал,
Барак с небесной колыбелью
Покинул «адмперсонал».
И приземлился он на нары
Всего в полметре от земли,
Но жизни роковой удары
И здесь несчастных стерегли.
Дела их оказались плохи -
(Таким ведь всюду не везет!)
Тела их заедают блохи,
Внутри отчаянье грызет.

ПОДРАЖАНИЕ ВЕРТИНСКОМУ

Где вы теперь, закутанная в шали,
Куда же вас этапом увезли?
Вы, кажется, в тюрьме иркутской отдыхали,
Иль, может быть, в Бутырку пешком шли?
В последний раз я видел вас так близко –
В грузовике мелькнули, точно сон.
И кажется потом, склонив головку низко,
С мешком вошли в решетчатый вагон…

НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ РИММЫ КРАМЕР

Я стучу металлической чашей,
В ней напиток, не греющий кровь.
Разрешите в День ангела вашего
Вам сказать пару дружеских слов.
Ничего не скажу я о радости,
Ее нет в моих грустных стихах,
Потому что великие гадости
Подготовили маленький крах.
А кругом, может быть, изобилие
Ярких светлых и радостных дней.
Но мечта с опаленными крыльями
Выпадает из жизни моей.

www.karlag.kz